Мы падали. Нас поражали.
 Но в муках отчаянных все-ж мы кричали:
 «Мы явимся снова, придем».
 Серые дни поползли по земле.
 Попрятались красные зори, забыты надежды, был выжжен сомненьем порыв.
 То яростно бился о камни, то черной тоской залегал по долинам ветер —
 бездомный скиталец; таился и жался измученный.
 Но все-ж, собирая последние силы, он вихрем взвивался в заснувшие
 выси, тучи ленивые в миг разрывал и показывал солнце; падал стремглав он
 опять с вышины, буйно туманы в низинах кружил и свистом пронзительным даль
 прорезал: «Мы явимся снова, придем!»
 Кутали землю, как трауром черным, душили тяжелые ночи.
 Шарила в царстве своем, разгулялась костлявая смерть. Плакал дождем
 постоянно рассвет, в саванах белых все шли без конца вереницы… Злые и
 жадные тени кружились над жертвой, ее поругали. Вздох проносился
 предсмертный, глубокий, глаза потухали… Но блеском последним все ж тьму
 прожигали: «Мы явимся снова, придем!»
 А на том берегу пировали, Там — танцы, безумно веселые танцы. На
 чьих-то могилах воздвигнуты новые замки. Музыка в диком угаре неслась: «Он
 умер, он умер. Не встанет».
 Пьяный разгул увлекал… Увлекал до бессилья. Пир истомил их, устал»
 они. Мирно, покойно дремали.
 Совсем безмятежное, тихое утро…
 Вдруг с наших, казалось, умерших постов, началась перекличка:
 барабанили зорю.
 Музыка замков дала перебои: «Нет, не придет, не воскреснет».
 Дала перебой и затихла. Совсем замерла ожиданьем… А с нашего берега
 звонко неслось: «Мы снова, мы снова идем.. Мы прямо с работы, мы с душных
 заводов, чумазые, с шахт и из темных подвалов. И прямо на светлый ваш пир».
 Светало… На замках тревожно играли и бились ночные огни. А со небу
 шла, расходилась, как вольная песня, заря, то тихо верха облаков зажигала
 надеждой, то дерзким пожаром рвалась, огнем обнимала холодное небо.
 Идем мы и дышим мятежной отвагой. Просятся, рвутся, летят н поют
 переливы восторженных слов.
 Мы идем. Нам нельзя не итти; встали мрачные тени недавних разбитых
 бойцов; поднялися живые преданья былого — сраженные раной отцы.
 Мы за ними.
 Совсем впереди, и сильней, и отважней, чем мы, зашагали пришедшие в
 жизнь молодые борцы. А вот ваши подруги — друзья по станку. В руках они
 счастье свое дорогое — детей — принесли. И смотрите: от груди едва оторвался
 ребенок, а делает радостный взгляд к небесам, вольные всплески рученек, к
 новому миру он рвется.
 И идем, и бежим, и несемся громадой своей трудовой.
 Нас ничто не страшит: мы пути по пустыням, во дебрям проложим.
 По дороге — река… Так мы вплавь! По саженям… отмахивать будем и
 гребнистые волны разрежем.
 Попадутся леса… Мы пронижем и лес своим бешеным маршем!
 Встретятся горы… До вздохов последних, до самых отчаянных рисков к
 вершинам пойдем. Мы возьмем их!
 Мы знаем, — заколет в груди… Но великое с болью дается. Для великого
 раны не страшны. До вершин доберемся, возьмем их!
 Но выше еще, еще выше! — В победном угаре мы с самых высоких утесов,
 мы с самых предательских скал ринемся в самые дальние выси!
 Крыльев нет?
 Они будут! Родятся… во взрыве горячих желаний.
 О, идемте, идем!
 Уже — в прошлом осенняя, дикая, пьяная ночь. Впереди — залитая
 волшебною сказкой, вся в музыке тонет, вся бьется, как юное счастье —
 свобода.
 Идем!
Алексей Гастев — Мы идем: Стих
> 

