Былъ нѣкто Іякимъ во Вавилонѣ градѣ,
Имущій множество и злата и сребра,
Скота во стадѣ
И въ домѣ всякаго добра.
Въ жену себѣ поялъ дѣвицу онъ прекрасну,
Богобоязливу, къ нему любовью страсну:
Во добродѣтели отецъ ея блисталъ
И въ истинномъ ее законѣ воспиталъ,
Страхъ Божій въ ней посѣя
И научилъ ее закону Моисея.
Евреевъ Іякимъ былъ въ домѣ видѣть радъ:
Сходилися они къ нему: онъ былъ пріятенъ,
Почтенъ, богатъ и щедръ, и паче всѣхъ ихъ знатенъ.
При домѣ онъ имѣлъ прекрасный вертоградъ:
Широкія тамъ ходы,
Не воспрещали зрѣть очамъ на небеса,
А тамъ сплетенны древеса,
Не допускали въ низъ полдневнаго часа.
Играютъ тамъ ключи: кидая къ верьху воды,
Увеселяя слухъ и взоръ:
Бѣгутъ шумя потоки съ горъ,
И быстрымъ шумомъ утѣшаютъ:
Пруды лужайки украшаютъ,
И сладкимъ пѣніемъ съ древъ птички возглашаютъ,
Въ пространномъ цвѣтникѣ различныя цвѣты,
Различнаго благоуханья,
Различной красоты,
И нѣжностью зефирова дыханья,
Сладчайшій произносятъ духъ.
Во вертоградѣ семъ вкусъ, зрѣніе и слухъ,
Со обоняніемъ приятности находятъ,
И вображеніе далеко превосходятъ.
Тамъ разныя плоды на вѣтвіяхъ висятъ,
Отягощаются отъ винограда лозы:
Тамъ спѣютъ персики и зрѣютъ априкозы:
Таковъ прекрасенъ былъ Едемскій преждѣ садъ.
Сосанна въ семъ саду купалася и мылась,
Когда отъ жаркихъ дней томилась,
И удаляяся къ закрытымъ тутъ мѣстамъ,
Ни кѣмъ не видима была нагая тамъ.
Лишь только тамъ ее, ея служанки зрѣли.
На тотъ
Неправедны судьи избранны были годъ,
И въ восхищеніи къ ней страстію горѣли,
И зря, сходяся въ домъ, всегда ея красу,
Разгорячалися они съ часа къ часу.
Ко добродѣтельной привязаны супругѣ,
Не вѣдали они сей страсти другъ о другѣ,
И оба нѣкогда сойдясь они въ саду.
Въ часы, въ которы токъ красавицу ихъ моетъ.
Тайну объявивъ, чѣмъ сердце равно ноетъ,
Межъ вѣтвія древесъ сокрылися къ пруду:
Ея пришествія желаютъ,
Трепѣщутъ и пылаютъ.
Въ намѣреніи семъ безумство ихъ крѣпитъ,
И совѣсть ихъ и умъ желаніе слѣпитъ.
Тревожится ихъ кровь, багрѣютъ лицы:
Приходитъ и она; но съ нею двѣ дѣвицы,
Ко услуженью ей.
Служанки тутъ; противенъ видъ имъ сей:
Они страдаютъ,
И щастливой себѣ минуты ожидаютъ.
Прекрасная съ себя одежды совлекла,
И дѣвушкамъ рѣкла:
Сыщите мнѣ бальсамъ и мыло,
И возвратясь сюда заприте садъ вы мой,
Доколѣ не пойду помывся здѣсь домой.
Сосанны слово то злодѣямъ мило;
Касаются они желаннаго часа,
Передъ очами ихъ Сосаннина краса,
Повсюду обнаженна;
Злодѣйская ихъ страсть симъ паче разозженна.
Служанки отошли:
Минуту варвары способную нашли:
Выходятъ изъ задревъ, томясь изнемогаютъ,
Томятся и горятъ:
Незапностію сей красавицу пугаютъ,
И дерзко говорятъ:
Въ тебя влюбились мы; смягчи ты нашу долю,
Исполни нашу волю;
Когдажъ не склонишься, подобно насъ любя;
Такъ скажемъ мы неправду на тебя;
Застали мы, речемъ, любовника съ тобою,
Который видя насъ отселѣ убѣжалъ.
Такой наказанны судьбою,
Въ Сосаннѣ духъ дрожалъ.
Сосанна говоритъ: нещастна я отвсюду;
Умру, когда я вамъ сопротивляться буду:
А естьли съ вами соглашусь,
Къ супругу вѣрности лишусь,
И прогнѣвлю тѣмъ Бога.
О злая часть моя, колико ты мнѣ строга!
Но лутче умерѣть, какъ Бога прогнѣвить
И мужу своему невѣрности явить,
Попрати добродѣтель.
Умру за мужню честь и за тебя Содѣтель!
Я смерть хочу приять,
И стала вопіять.
Варвары въ своей отчаянной печали,
И громче воскричали.
Слуги, бѣгуще въ садъ, крикъ худомъ заключали.
Жезлы и палицы ко мѣсту крика мчали.
Сплетается зла ложь сперва слугамъ сія,
Которы крыли взоръ отъ наготы ея.
Служанки ей одѣжды подавали,
И обще всѣ почти безъ чувства пребывали,
Казалось имъ, что въ ней не обитала лѣсть,
И что бы вѣрности она не погубила,
Къ супруру, коего толико возлюбила.
Не вероятна имъ была сплетенна вѣсть.
Въ послѣдующій день минувту лишъ разсвѣту,
Евреи собрались во Іякимовъ домъ:
Въ домъ молнію несутъ и преужасный громъ.
Ко злочестивому идутъ они совѣту:
А лютыя судьи злой ядъ несутъ,
Сосаннѣ повелѣвъ предстать на ложный судъ.
Какая вѣдомость любезному ихъ другу,
Хотятъ судить на смерть они ево супругу!
Она ему всево на свѣтѣ семъ миляй;
И можетъ ли что быть сея напасти зляй!
И говоритъ онъ такъ: я вамъ не лицемѣрю:
Сію вину,
Взложили вы на вѣрную жену:
Я етому не вѣрю;
Была Сосанна честь Еврейской сторонѣ:
А мнѣ была всево дороже.
О всемогущій Боже!
Когда винна она, когда я толь нещастенъ;
Во казни съ нею быть хочу и я участенъ;
Я жити не могу на свѣтѣ безъ нея;
Срази обѣихъ насъ! готова грудь моя.
Сосанну передъ судъ неправедный приводятъ.
Съ ней чада, сродники, отецъ и мать приходятъ,
Темнѣетъ солнца лучь въ Сосанниныхъ глазахъ:
Родители и весь во горькихъ домъ слезахъ.
Младенцы вопіютъ лишенныя надежды,
Хватаясь жалостно за матерни одѣжды,
Рыдая и глася: растались мы съ тобой,
Кто будетъ нѣжить насъ, кто будетъ утѣшати,
И златотканною одѣждой украшати?
Отходишь ты во гробъ; возми и насъ съ собой,
Супругъ ея зря часъ съ ней вѣчныя разлуки,
И посреди неизреченной муки,
Воздѣвъ на небо руки:
Создатель мой! одно сіе возопіялъ,
И на ногахъ едва, Сосанну зря, стоялъ.
Отецъ ея нѣмелъ и крылъ отъ солнца очи,
Желая быть во мглѣ густѣйшей самой ночи.
Теряла мать ея и зрѣніе и слухъ,
И сердце все стѣснивъ въ слезахъ не утопала;
Вскричала только то: прими мой Боже духъ,
И пала.
Рыдали всѣ слуги, во злы сіи часы,
Служанки рвали вонъ растрепанны власы,
Евреи плакали, иныя каменѣли,
Судьи блѣднѣли;
Но лжесвидѣтельства оставить не могли;
Не истинну они, но видъ ея брегли:
И правда на судѣ неправдой побѣжденна.
Судьи оправились: Сосанна осужденна.
Ни кто не могъ отъ глазъ текущихъ слезъ отерть,
Ни воспротивиться предписанну уставу;
Тѣряетъ красоту Сосанна жизнь и славу;
Выводится на торжище и смерть;
Ведутъ; весь домъ страдаетъ,
И Вавилонъ рыдаетъ.
Былъ отрокъ Даніилъ: сего Господь воздвигъ:
И гласъ его въ толпы достигъ:
Онъ тако вопіялъ: я громко воззываю:
Что рукъ въ невинной сей крови не омываю!
О соплеменники мои!
Не праведны суды сіи;
Судили вы ее безумственно и злобно;
Изслѣдуйте вину ея подробно.
Народъ поворотясь назадъ Сосанну велъ,
И отрока просилъ, чтобъ онъ судити шелъ,
И Даніилъ судити сѣлъ.
Устами отрока спасаетъ самъ Содѣтель,
И хочетъ поразить соплетшихъ клевету,
Тѣлесную поправшихъ красоту,
И съ ней душевну добродѣтель.
Сей отрокъ повелѣлъ здодѣевъ развести,
И порознь предъ собою улику принести.
Спросилъ у перваго со гнѣвомъ:
Подъ коимъ ты засталъ Сосанну древомъ?
Подъ липой, отвѣчалъ.
А отрокъ рекъ: другой теперь бы обличалъ.
Спросилъ и у того съ такимъ же гнѣвомъ:
Подъ коимъ ты засталъ Сосанну древомъ?
Подъ дубомъ, отвѣчалъ.
А отрокъ рекъ: васъ самъ Господь изобличалъ.
Открылась нагла страсть и лютая ихъ злоба:
И съ трепѣтомъ стоятъ предъ Даніиломъ оба.
А сѣдшій судіею рекъ:
Коль истинну судящій разрушаетъ,
Судья презрѣнный человѣкъ,
И паче татя онъ предъ Богомъ согрѣшаетъ.
А беззаконники сіи,
Во собственномъ своемъ злочестьи нынѣ сами,
И лжесвидѣтели и судіи,
Клянущеся землей и небесами,
И клавъ свой тяжкій грѣхъ разинувше уста,
На душу такову, которая чиста,
И кою осквѣрнить стремясь они хотѣли.
Уставы Моисей давалъ на судъ имъ тѣ ли!
Призналися они и пали передъ нимъ.
Выводятся на смерть: исчезли яко дымъ.
Сосанна, Іякимъ слезъ токи отирали,
Отецъ и мать ея,
И благодарный гласъ на небо простирали:
А сей воздвиженный отъ Бога судія,
Возвышенъ домомъ тѣмъ и всенароднымъ кликомъ.
И у народа сталъ въ почтеніи великомъ.
Александр Сумароков — Исторія Сосанны: Стих
>
