Несчастливый Завлох ответствует тебе.
 Когда угодно то Оснельде и судьбе,
 Чтоб он при старости, пришед ко гроба двери,
 Лишась почти всего, еще лишился дщери,
 Последней отрасли князей пределов сих,
 Которы отняты мечем из рук моих,
 Что в том не спорит он со злобой части твердой
 И подвергается судьбе немилосердой;
 Но если хочешь ты, чтоб был я твой отец,
 Бори свою любовь и сделай ей конец.
 Ты бедствие мое и горести сугубишь.
 Подумай ты сама, кого, Оснельда, любишь?
 Врага и моего, врага сынов моих.
 Брат зла губителя он братиев твоих,
 Лишившего меня рукою наглой трона.
 Сия против любви мала ли оборона?
 Я мню, ты слышала о дни довольно том,
 В который поражал Завлоха страшный гром,
 Когда по строгости несчастия устава
 Кончалося мое спокойствие и слава,
 Когда Хоревов брат мою корону брал
 И острый меч людей нещадно пожирал.
 Когда я в памяти сие возобновляю,
 Усугубляю скорбь и раны растравляю.
 Дни многи защищал я мужественно град;
 Но в день последний весь на нас разверзся ад:
 В часы великия на свете перемены
 Кий собрал силы все и, приступив под стены,
 Махиной тяжкою во стены ударял,
 Хотя и множество народа он терял.
 Град был со всех сторон в сражении, в осаде.
 Пришел последний час; был слышен вопль во граде:
 «Помрем, друзья, помрем, иль князя защитим,
 За град и за него мы все умреть летим
 И презираем смерть; такая смерть приятна,
 Превратно счастие; но слава не превратна.
 Когда-нибудь умрешь; отбросим смертный страх
 И за отечество умрем с мечми в руках!»
 Дралися, будто львы, кровь лили, будто воду,
 За град и за меня, за честь и за свободу;
 Но тщетна мужества рок силы утомил;
 Враги вошли во град, Кий стены проломил,
 Но я, мои сыны, раби еще дралися,
 И силы в мужестве в последний раз бралися.
 Трех братиев твоих он пленных умертвил,
 Четвертого он сам — и младшего — ловил,
 Гнался, как лютый тигр, за ним в отцовом граде
 Иль как за агнцем волк без пастыря во стаде,
 И, не можа догнать, догнал его стрелой,
 Которая его повергла предо мной.
 Он пал и обагрил младою кровью землю.
 Еще его я глас, еще, увы! я внемлю.
 Он томной речию вопил ко мне, стеня:
 «Прости, родитель мой, и погреби меня,
 Где рок определит тебе дожити время.
 Кончается во мне твое, мой отче, племя.
 При смерти мне одно на свете только льстит:
 Сестры моей супруг злодеям отомстит,
 И что Завлохов род Оснельдой обновится!»
 Не то, мой сын, не то в сестре твоей явится,
 И погребенье ты иное получил:
 Кий трупы ваши здесь конями волочил
 И на снедение зверям их дал и птицам.
 Увы! пристойна ли княжим честь она лицам?
 На то ли, ах! на то ль я, чада, вас родил?
 А ты, злодей, на то ль, на то ли победил?
 Когда вшел Кий во град к паденью нашей чести
 И как до матери твоей дошли те вести,
 Слезами горькими омыв она тебя,
 Упала, умертвив своей рукой себя.
 Как наше счастье всё судьбина зла расшибла
 И вся спасения надежда уж погибла,
 Когда решение послали небеса,
 Бежал из города я в темные леса.
 Оставше воинство со мною утекало,
 Надежду потеряв, убежища искало.
 Когда желанныя мы смерти не нашли,
 Не со бесчестьем мы, но от бесчестья шли,
 И славы мужества мы оным не отринем.
 Я странствовал в лесах, шатался по пустыням.
 Впоследок предприял оставший мой народ
 Идти противу бурь и новых непогод,
 Тебя освободить от тяжкия неволи.
 Такой ли ожидал Завлох несчастной доли?
 И мог ли вобразить когда я то себе,
 Что вражью я сыщу любовницу в тебе?
 Когда ты дочь моя — так будь великодушна!
 А если ты мне враг — Хореву будь послушна!
Александр Сумароков — Героида Завлох к Оснельде: Стих
> 

