Спокойте грудь мою часы сей темной ночи,
 Не лѣйте больше слезъ мои печальны очи:
 Отдвигни грусти прочь, уйми мой тяжкій стонъ,
 Отрада страждущихъ о ты дражайшій сонъ!
 Безмѣрна страсть моя, тоска моя безмѣрна;
 Ково я толь люблю, та стала мнѣ невѣрна.
 Отъ Дористеи ли льзя было ждать измѣнъ,
 Вѣщалъ такъ нѣкогда на ложѣ Осягенъ:
 Всякъ ею день тоска моя усугублялась,
 Когда со пастухомъ другимъ она слюблялась:
 И ввергла на конецъ во ровъ меня она,
 Унывна кажется мнѣ вся сія страна:
 Стѣня мнѣ кажется струи въ потоки плещутъ,
 И солнечны лучи темняе нынѣ блещутъ:
 Не весело поютъ и птички въ сихъ кустахъ:
 Премѣнно стало все въ плачевныхъ сихъ мѣстахъ:
 Свою алькмена здѣсь являя гнусну службу,
 Старалась утвердить въ любви порочной дружбу,
 Ты щастливъ Тимократъ… Ты щастливъ; будь любимъ.
 Владѣй во щастіи сокровищемъ моимъ.
 Какое зрѣлище теперь воображаю!
 Я самъ себя, я самъ сей мыслью поражаю:
 Во сердцѣ трепѣтъ, шумъ во тяжкой головѣ;
 Любезну мыслью зрю на мягкой съ нимъ травѣ.
 Съ чужихъ пришедъ луговъ пастушку онъ цѣлуетъ:
 Она ево какъ онъ со нѣжностью милуеть:
 И всѣ приятности имѣлъ которы я,
 Являетъ ужъ не мнѣ любовница моя:
 Не мой уже восторгъ въ восторгъ ее приводитъ,
 И сладости уже съ другимъ она находить:
 Уже со грядъ моихъ не я снимаю плодъ,
 И съ нивъ моихъ не я сожну въ сей тучныи годъ;
 Ево, саженна мной клубника насышаетъ,
 Ево, а не меня пастушка восхищаетъ,
 Не возвратятся дни протедшія весны:
 Прошла ея любовь: проходятъ тако сны.
 Прошли минуты тѣ, мы въ кои цѣловались,
 А съ ними и мои утѣхи миновались.
 Скошенная трава уже не возрастетъ,
 Увянувшій цвѣтокъ во вѣкъ не расцвѣтетъ.
 О Дористея! Ты мя крѣпко поражаешь,
 Твердивъ: ты горлицѣ въ любови подражаешь;
 Но горлица въ любви любовнику не льститъ,
 И отъ нево она съ другимь не отлетить:
 Не будетъ никогда другова лобызати:
 А ты ужъ не меня стремишься осязати,
 Забывь, колико мнѣ пастушка ты мила,
 То помня чья теперь, не помня чья была;
 Довольствуйся своей довольствуйся Исмѣной.
 И се увидѣлъ онъ любезну со Алькменой,
 И съ Тимократомъ тутъ: увидѣлъ, онѣмѣлъ:
 Не громь ли надо мной, онъ мыслитъ, возгремѣлъ:
 И живъ ли я еще! Я живъ и ето вижу!
 Я паче смерти жизнь такую ненавижу.
 Не мучься, вѣдай ты, что етотъ Тимократъ,
 Пастушкѣ сей женихъ а Дористеѣ братъ.
 Я ихъ сосватала, а онъ боясь отказа,
 Чтобь не было о немь къ стыду ево расказа,
 Что онъ пришедъ на нашъ прекрасный етотъ долъ,
 Сорвати розу мня лишъ руку укололь:
 Таился и тебя ко ревности подвигнулъ,
 Доколѣ своево желанья не достигнулъ.
 Меня въ полуночи лучъ солнца осіялъ,
 Отхлынуль отъ меня меня топившій валъ,
 Болото вязкое въ минуту осушилось,
 И сердче горестей въ минуту всѣхъ лишилось.
 Бесѣдовавъ пастухъ и проводивъ гостей,
 Остался въ шалашѣ съ возлюбленной своей:
 А онъ горячности пастушки возбуждаетъ:
 Пастушка пастуха взаимно услаждаетъ.
Александр Сумароков — Дористея: Стих
> 

