О, кто бы ни был ты, чье ласковое пенье
 Приветствует мое к блаженству возрожденье,
 Чья скрытая рука мне крепко руку жмет,
 Указывает путь и посох подает;
 О, кто бы ни был ты: старик ли вдохновенный,
 Иль юности моей товарищ отдаленный,
 Иль отрок, музами таинственно храним,
 Иль пола кроткого стыдливый херувим, —
 Благодарю тебя душою умиленной.
 Вниманья слабого предмет уединенный,
 К доброжелательству досель я не привык —
 И странен мне его приветливый язык.
 Смешон, участия кто требует у света!
 Холодная толпа взирает на поэта,
 Как на заезжего фигляра: если он
 Глубоко выразит сердечный, тяжкий стон,
 И выстраданный стих, пронзительно-унылый,
 Ударит по сердцам с неведомою силой, —
 Она в ладони бьет и хвалит, иль порой
 Неблагосклонною кивает головой.
 Постигнет ли певца незапное волненье,
 Утрата скорбная, изгнанье, заточенье, —
 «Тем лучше, — говорят любители искусств, —
 Тем лучше! наберет он новых дум и чувств
 И нам их передаст». Но счастие поэта
 Меж ими не найдет сердечного привета,
 Когда боязненно безмолвствует оно…
 . . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . . .
Александр Пушкин — Ответ анониму: Стих
> 

