Посвящается А. Я. Н.
Вы любите кота?
Любите: он ведь сирота,
Малюткой вам еще достался;
Кто подарил его, тот с жизнию расстался.
Отличен всем ваш кот: умом и красотой,
Пленяет взоры он своею пестротой.
Какая белизна с блестящей чернотой!
Гордяся быть у вас слугою,
Как важно спину он сгибает вверх дугою
И, ластяся вкруг вас, мурлычет и ворчит.
Как мил, когда против дивана,
Свернувшися клубком, он на шкафу лежит
И, шейку приподняв, по временам глядит,
Как госпожа его сидит
За нотами у фортепьяна;
Огонь блестит в его глазах;
Игрою вашей очарован,
Лежит, как будто бы прикован,
Не думает и о мышах.
Да ест ли он мышей?..
Он вами избалован;
Шерсть лоснится — так он жирен.
А, нечего сказать, прекрасен и умен!
— Коты и все умны, но только лицемеры.
Я знаю многие примеры.
Сказать ли сказку вам про черного кота,
Который уж в преклонные лета
В молоденькую мышь влюбился
И чуть-чуть жизни не лишился?..
Кот этот был злодей;
В амбарах, в погребах его все трепетали
И усачом его, Арабом называли;
Жестокосердием превосходил судей
В республиках во время бунта —
Хотя говядины ел каждый день полфунта,
Но всё мышей, и крыс, и воробьев ловил,
Ловил — да и давил. Однажды
Мышку он увидел молодую,
Такую
Прелестную, какой ни раза не видал, —
Увидел — изумился,
Глазами засверкал
И по уши в нее влюбился
На старости мой черный Кот.
Подвластны все любви — и человек и скот.
Хотел Кот броситься пред Мышкой на колени,
Но та бегом, бегом из комнаты да в сени
И в норку юрк. Простерся Кот перед норою,
Лежит гора горою.
«Виновница моих смертельных мук! —
Он мышке говорит, вздыхая
И лапу в нору запуская. —
Люблю, люблю тебя — дай на себя взглянуть…
Я честный кот, все кошки это скажут,
И боги пусть меня накажут,
Коль я хочу…» — «Я не хочу! —
Из норки Мышь кричит Арабу-усачу. —
Ну не хочу и не хочу!»
Поджавши хвост, повеся вниз головку,
Пошел Кот бедный прочь;
Опять пришел назад, провел у норки ночь;
Не только говорил — и плакал; но плутовку
Никак не мог он убедить,
Чтоб вышла, показала глазки;
Напрасно было всё, как слезы, так и ласки.
Решился наконец ее он подарить
И говорит: «Послушай,
Вот, милая, тебе ветчинный свежий жир,
Голландский лучший сыр,
Конфекты… Я уйду, ты без меня покушай».
Сказал, дары свои у норки положил,
Вздохнул и скрылся.
Назавтра Кот опять с гостинцами явился,
И с месяц каждый день к жестокой он ходил,
Чего он ей ни говорил,
Чего, чего ни приносил,
Но тщетно всё — любить его
Мышь не хотела,
Или хотела, да не смела.
А Кот
Совсем уж стал не тот:
Разбоем он не занимался,
По крышам, чердакам, амбарам не таскался,
Мышей и крыс не ел,
Ужасно похудел,
Чуть я ноги волочил и так, как тень, шатался.
К возлюбленной его о том дошла молва.
Неопытная удивилась;
От жалости едва-едва
Она не прослезилась;
Но на свидание с зубастым не решилась,
Хотя и слышала, что скоро он умрет.
Вот наконец приходит к норке Кот. —
Чуть дышит! В чем душа! Совсем доска доскою!
«В последний раз тебя, мой свет, я беспокою, —
Так говорит губитель прежний крыс. —
Ты на меня не осердись —
Грешно и на врагов пред смертью их сердиться, —
Пришел с тобою я проститься.
Что делать, если я любимым быть не мог;
По крайней мере я умру теперь у ног
Твоих… Прости!..» — С сим словом протянулся.
Лежит час, два — не смеет и дохнуть.
Вот Мышке вздумалось на мертвеца взглянуть;
Из норки выползла… поближе… Кот очнулся,
Как тигр на бедную прыгнул,
Когтями так ее давнул,
Что только пикнула — и поминай как звали.
С отчаянья, с печали
Не знал, что делать, Кот.
Вот Мышку в зубы он берет, и
Потом перед собой кладет…
-Глядит, как сибарит на статую Венеры;
Глядел, глядел,
Да ВСЮ и съел, —
Опять стал есть мышей, опять он растолстел.
Всего противней мне Тартюфы-лицемеры!
О, как бы я был рад,
Когда бы поскорей они попали в ад!
