Открыт паноптикум печальный
 Один, другой и третий год.
 Толпою пьяной и нахальной
 Спешим… В гробу царица ждет.
 Она лежит в гробу стеклянном,
 И не мертва и не жива,
 А люди шепчут неустанно
 О ней бесстыдные слова.
 Она раскинулась лениво —
 Навек забыть, навек уснуть…
 Змея легко, неторопливо
 Ей жалит восковую грудь…
 Я сам, позорный и продажный,
 С кругами синими у глаз,
 Пришел взглянуть на профиль важный,
 На воск, открытый напоказ…
 Тебя рассматривает каждый,
 Но, если б гроб твой не был пуст,
 Я услыхал бы не однажды
 Надменный вздох истлевших уст:
 «Кадите мне. Цветы рассыпьте.
 Я в незапамятных веках
 Была царицею в Египте.
 Теперь — я воск. Я тлен. Я прах». —
 «Царица! Я пленен тобою!
 Я был в Египте лишь рабом,
 А ныне суждено судьбою
 Мне быть поэтом и царем!
 Ты видишь ли теперь из гроба,
 Что Русь, как Рим, пьяна тобой?
 Что я и Цезарь — будем оба
 В веках равны перед судьбой?»
 Замолк. Смотрю. Она не слышит.
 Но грудь колышется едва
 И за прозрачной тканью дышит…
 И слышу тихие слова:
 «Тогда я исторгала грозы.
 Теперь исторгну жгучей всех
 У пьяного поэта — слезы,
 У пьяной проститутки — смех».
Александр Блок — Клеопатра: Стих
> 

