Как еще вы правили вселенной
 И забав на легких помочах
 Свой народ водили вожделенный,
 Чада сказок в творческих ночах,
 Ах, пока служили вам открыто,
 Был и смысл иной у бытия,
 Как венчали храм твой, Афродита,
 Лик твой, Аматузия!
Как еще покров свой вдохновенье
 Налагало правде на чело,
 Жизнь полней текла чрез всё творенье;
 Что и жить не может, всё жило.
 Целый мир возвышен был убором,
 Чтоб прижать к груди любой предмет;
 Открывало посвященным взорам
 Всё богов заветный след.
Где теперь, как нам твердят сторицей,
 Пышет шар, вращаясь без души,
 Правил там златою колесницей
 Гелиос в торжественной тиши.
 Здесь на высях жили ореады,
 Без дриад — ни рощи, ни лесов,
 И из урны радостной наяды
 Пена прядала ручьев.
Этот лавр стыдливость девы прячет,
 Дочь Тантала в камне том молчит,
 В тростнике вот здесь Сиринкса плачет,
 Филомела в рощи той грустит.
 В тот поток как много слез, Церера,
 Ты о Персефоне пролила,
 А с того холма вотще Цитера
 Друга нежного звала.
К порожденным от Девкалиона
 Нисходил весь сонм небесный сам:
 Посох взяв, пришел твой сын, Латона,
 К Пирриным прекрасным дочерям.
 Между смертным, богом и героем
 Сам Эрот союзы закреплял,
 Смертный рядом с богом и героем
 В Аматунте умолял.
Строгий чин с печальным воздержаньем
 Были чужды жертвеному дню,
 Счастье было общим достояньем,
 И счастливец к вам вступал в родню.
 Было лишь прекрасное священно,
 Наслажденья не стыдился бог,
 Коль улыбку скромную камены
 Иль хариты вызвать мог.
Светлый храм не ведал стен несносных,
 В славу вам герой искал меты
 На Истмийских играх венценосных,
 И гремели колесниц четы.
 Хороводы в пляске безупречной
 Вкруг вились уборных алтарей.
 На висках у вас венок цветочный,
 Под венцами шелк кудрей.
Тирсоносцев радостных эвое
 Там, где тигров пышно запрягли,
 Возвещало о младом герое,
 И сатир и фавн, шатаясь, шли.
 Пред царем неистово менады
 Прославлять летят его вино,
 И зовут его живые взгляды
 Осушать у кружки дно.
Не костяк ужасный в час томлений
 Подступал к одру, а уносил
 Поцелуй последний вздох, и гений,
 Наклоняя, факел свой гасил.
 Даже в Орке судией правдивым
 Восседал с весами смертной внук;
 Внес фракиец песнью сиротливой
 До Иринний грустный звук.
В Елисей, к ликующему кругу
 Песнь слетала землю помянуть,
 Обретала верность вновь подругу,
 И возница находил свой путь.
 Для Линоса лира вновь отрада,
 Пред Алцестой дорогой Адмет,
 Узнает Орест опять Пилада,
 Стрелы друга Филоктет.
Ждал борец высокого удела
 На тяжелом доблестном пути;
 Совершитель дел великих смело
 До богов высоких мог дойти.
 Сами боги, преклонясь, смолкают
 Пред зовущим к жизни мертвецов,
 И над кормчим светочи мерцают
 Олимпийских близнецов.
Светлый мир, о где ты? Как чудесен
 Был природы радостный расцвет!
 Ах, в стране одной волшебных песен
 Не утрачен сказочный свой след!
 Загрустя, повымерли долины,
 Взор нигде не встретит божества, —
 Ах, от той живительной картины
 Только тень видна едва!
Всех цветов душистых строй великой
 Злым дыханьем севера снесен,
 Чтоб один возвысился владыкой,
 Мир богов на гибель осужден.
 Я ищу по небу, грусти полный,
 Но тебя, Селена, нет как нет!
 Оглашаю рощи, кличу в волны, —
 Безответен мой привет.
Без сознанья радость расточая,
 Не провидя блеска своего,
 Над собой вождя не сознавая,
 Не деля восторга моего,
 Без любви к виновнику творенья,
 Как часы, неоживлен и сир,
 Рабски лишь закону тяготенья,
 Обезбожен, служит мир.
Чтоб плодом назавтра разрешиться,
 Рыть могилу нынче суждено;
 Сам собой в ущерб и в ширь крутится
 Месяц всё на то ж веретено;
 Прваздно в мир искусства скрылись боги,
 Бесполезны для вселенной той,
 Что, у них не требуя подмоги,
 Связь нашла в себе самой.
Да, они укрылись в область сказки,
 Унося туда же за собой
 Всё величье, всю красу, все краски,
 А у нас остался звук пустой.
 И взамен веков и поколений
 Им вершины Пинда лишь на часть;
 Чтоб бессмертным жить средь песнопений,
 Надо в жизни этой пасть.


