Все молчит моя дочь бледнолицая,
 А давно ль признавалась мне:
 «это тайна, но знаешь, царица я
 Наяву, а совсем не во сне!
 Я и добрая буду, и властная,
 Мне не страшно, что мир так велик!
 Для меня ничего нет опасного!»
 И читала мне вслух свой дневник.
 А теперь, обожженная думою,
 Одинокая бродит везде,
 Меж деревьями парка угрюмого,
 В чьем-то темном, небрежном плаще.
 И, когда мы сойдемся нечаянно,
 Беспокойно следит ее взор.
 Где-то дверь отворилася тайная
 И за нею тревожный простор.
 Я ж в беседке, листвою укрытая,
 Свою горесть пытаюсь унять.
 Гибнет царство ее позабытое,
 И вина моя в том, что я мать.
 Ты не знаешь, что все небывалое
 Я могла бы принять и нести.
 Твои косы тугие, усталые,
 Чуть касаясь, легко расплести.
 Я вечерние пела бы песенки,
 Чтобы детский призвать к тебе сон.
 Я молчу. Я спускаюсь по лесенке,
 Уважая железный закон.
 И садимся за стол, будто дружные,
 А вести разговор все трудней.
 И молчит моя мудрость ненужная
 Перед тем, что свершается в ней.
Аделаида Герцык — Все молчит моя дочь бледнолицая: Стих
> 

